Цикл семинаров «Клинические структуры Жака Лакана: психоз и невроз»

В этом цикле, состоящем из 3 семинаров выходного дня, участники познакомятся с лакановским подходом к диагностике. Речь пойдёт о двух ключевых психических структурах, психозе и неврозе, которые будут разбираться на примере классических случаев Фрейда в интерпретации Жака Лакана. Так, участники смогут по-новому взглянуть на Человека Волка, Дору и Человека с крысами. Помимо вопросов диагностики, мы поговорим об особенностях работы с невротическими и психотическими пациентами. Кроме того, разговор о структурах поможет участникам лучше ориентироваться в основных понятиях лакановского психоанализа.

Каждый семинар будет включать супервизию случаев из практики участников. Первый семинар пройдёт онлайн 27 и 28 ноября 2021, даты и формат второго и третьего семинаров будут известны позднее.

Регистрация на первый семинар и дополнительная информация:

https://forms.gle/HXHhacACuTPDwZm77

Часть первая. Психоз.

27-28 ноября 2021

Этот семинар будет посвящен психотической структуре, которая будет разобрана с опорой на третий семинар Жака Лакана на примере фрейдовского анализа записок президента Шребера и случая Человека Волка, а также представленного Лаканом случая Эме. Мы поговорим о механизме образования галлюцинаций и функции бреда, об «элементарных феноменах», психотическом теле и «топической регрессии к стадии зеркала». Помимо паранойи, меланхолии и шизофрении, мы затронем и так называемый ординарный психоз, описанный Жаком-Аленом Миллером и его коллегами в 90-х годах. Разговор о психозе также поможет участникам лучше понять смысл таких лакановских терминов, как Реальное, Имя Отца, кастрация и наслаждение.

Часть вторая. Невроз. Истерия.

Во второй части цикла мы рассмотрим понятие невроза и начнём его изучение с истерии на примере случая Доры и гомосексуальной пациентки Фрейда. Участники узнают, как устроен лакановский дискурс истерика и что такое истерическая идентификация, как позиция истерического субъекта связана с загадкой женственности и почему от Фрейда уходили его пациентки, а жена мясника из «Толкования сновидений» предпочитала оставлять своё желание неудовлетворённым. Также мы поговорим о Сократе как «идеальном истерике», о желании Другого и желании желания, нехватке, вуали, женском маскараде Джоан Ривьер, конверсии, позиции исключения, о фаллосе, который не равен пенису, о роли отца и «другой женщины» и о многом другом.

Часть третья. Невроз. Обсессия.

В третьей части цикла мы познакомимся с обсессивным неврозом, анализируя вместе с Лаканом фрейдовский случай Человека с крысами. Мы обсудим такие ключевые для этого невроза вопросы, как смерть, вина, долг и тревога, поговорим о механизмах расщепления и смещения, об «обсессивном трансе» и об отношении обсессивного субъекта с Другим, отцом и Супер-эго. Также мы попробуем ответить на вопрос, чем обсессивный «театр» отличается от истерического, почему обсессивному субъекту трудно совместить любовь и желание и почему его желание – это желание невозможное, а его наслаждение – контрабандное. Напоследок мы обратимся к лакановской интерпретации персонажа Гамлета и проследим, как Лакан делает из него обсессивного невротика, в очередной раз демонстрируя, что наслаждение матери должно быть «баррировано», отец – это отец мёртвый, желание – это желание Другого, а влечение – это влечение к смерти.

Семинар "Несколько основных понятий лакановского психоанализа"

В эту субботу 28 августа 2021 я прочту две лекции по введению в психоанализ Жака Лакана с последующим обсуждением и супервизией в контексте восьмого семинара образовательной программы по психоаналитической семейной терапии и терапии пар, организованного Международной Академией Пары и Семьи. Если вам хотелось бы немного приблизиться к лакановскому психоанализу, то я буду рад видеть вас на нашем семинаре.

https://int-couple-and-family.com/vosmoj-teoretiko-supervizionnyj-seminar

Семинар "Введение в психоанализ Жака Лакана"

ОПИСАНИЕ СЕМИНАРА

Французский психоаналитик Жак Лакан и его последователи славны тем, что непосвященному практически невозможно понять, о чём они пишут и говорят. Многим известны загадочные лакановские афоризмы вроде «сексуальных отношений не существует», «бессознательное структурировано как язык», «желание – это желание Другого», «любовь – это давать то, чего у тебя нет», «сопротивление – всегда сопротивление аналитика» и так далее. Но что они означают?

Также у участников семинара будет возможность представить свои случаи для разбора с позиций лакановского психоанализа и таким образом посмотреть на свою практику с альтернативной точки зрения.

О ВЕДУЩЕМ

Арсений Максимов – кандидат наук по психологии, член коллегии психологов Каталонии, психоаналитик в частной практике в Барселоне. Обучался лакановскому психоанализу в Барселонской Клинической Секции института Фрейдова Поля (La Sección Clínica de Barcelona), Centre for Freudian Analysis and Research в Лондоне и на совместной франко-русской образовательной программе университетов МГППУ и Rennes-2 в Москве и Ренне.

СБ, 17 июля 2021

ВС, 18 июля 2021

Если вы хотите представить случай, пожалуйста, отправьте нам его до 10 июля по электронной почте на адрес opo.1999@gmail.com (по возможности не более 4 страниц 12 шрифтом).

Также можно получить информацию, связавшись с организатором по телефону +38 0633 364 908 (Руслана Руденко)

Объект привязанности. Юмористическая зарисовка.

- Донья Соледад, теперь ваша очередь, - сказала ведущая и с преувеличенным, даже нездоровым вниманием повернулась к чуть было не уснувшей старушке.

- Спасибо, милочка, я, право, это... даже не знаю, как начать.

- Просто говорите первое, что приходит вам в голову.

- Я боюсь не успеть купить кролика на ужин. Мясник закрывает в восемь, а ко мне приезжает сын с внучатами.

- Нет, я имела в виду, говорите то, что вам приходит в голову по поводу сегодняшней темы.

- А, сегодняшней темы. Да. А какая у нас тема? Совсем беспамятной стала. Ах, точно... С чего же всё началось? Вот, знаю. С зубов.

- С зубов?

- Да, понимаете, это было первое, что я увидела. Такие сияющие зубы... Я помню, подумала: это сияние похоже на нимб девы Марии дель Пилар... И тут же постыдилась этой мысли. Видит бог я не хотела богохульствовать. Но эти зубы... Они были будто выточены из слоновой кости. Ни единого пятнышка, а какие ровные... И они улыбались.

- Хмм... Дева Мария и зубы... это интересно. Зубастая мать... Но как это вы говорите: зубы улыбались?

- Они улыбались мне. И я не могла оторвать глаз... От зубов.

- Хорошо... Вы видите что-то помимо зубов?

- Да... Над зубами я увидела черные усы и под ними была густая борода. Они светили мне из этих усов и этой бороды и будто звали меня... И ещё раньше, чем я взглянула ему в глаза, я знала, что полюбила его.

- За одни зубы полюбили?

- Как вам объяснить... Я увидела у него в зубах его душу.

- Вам показалось, что он держал в зубах свою душу?

- Нет... Этот свет. Он будто шёл от души. Остальное уже было лишним. Я будто узнала его всего - по зубам. Я понимаю, это может показаться странным.

- Да, весьма. И как вы думаете, почему для вас так важны были его зубы? Что вам приходит в голову в связи с этим?

- Хм... Знаете пословицу, дареному коню в зубы не смотрят? Я никогда её не понимала. Я бы и дареному, и недареному коню первым делом посмотрела бы именно в зубы...

- Но почему зубы?

- Не знаю... Мама всегда мне говорила, Лола, нам с тобой очень не повезло с зубами. И правда, зубы у нас никудышные, сколько мне их ни лечили - без толку. Кривые, больные - как у мамы. И у всех моих сестер такие же. А братьям повезло, они пошли в отца, царствие ему небесное... И вот с тех пор меня прямо тянет к здоровым, красивым зубам. То есть к людям с такими зубами. Это что-то, чего у меня никогда не было. Пока я не встретила его, конечно.

- Но постойте, то, что вы вышли за него замуж, не означает, что его зубы стали вашими. Они были его, а у вас их не было.

- Да, вы правы, они были, были его... Я ещё помню, что когда я посмотрела на его здоровые зубы, я подумала: он будет хорошим отцом моим детям. Ещё до того, как я узнала его имя. Это звучит абсурдно, но я была права. У всех наших детей его зубы, все зубастенькие, такая красота! Блеск!

- Донья Соледад, всё это конечно очень любопытно, так сказать, но вы не могли бы рассказать нам о каких-то ещё обстоятельствах вашей встречи? Я уверена, что нам всем будет очень интересно.

- Я боюсь, я мало что помню... Это было так давно. Я рассказала вам самое главное.

- Но безусловно было что-то ещё?

- Я знала, что вы меня не поймёте. Зря я сюда пришла... Я не верю, что это может мне помочь.

- Донья Соледад, не беспокойтесь, мы конечно вас понимаем... Нам просто хотелось бы понять вас ещё лучше... И мы все здесь понимаем главное: как тяжело потерять объект нашей привязанности... Я хотела сказать, близкого человека... Вы смеётесь?

- Нет-нет, это я так. От горя. Когда его не стало... Но его зубы... Это воспоминание у меня никто не отнимет. Я всегда ношу их с собой...

- Да, мы все носим в сердце...

- Нет, не в сердце. В коробочке. Смотрите, какой блеск! Вы видели что-нибудь подобное?

Мой блог на других языках

Если вы читаете по-английски и по-испански, то я приглашаю вас в мой испанский и английский блог: там есть тексты, не переведённые на русский.

• Вот ссылка на мой английский блог: /blog/ 
• А вот на испанский: /blog-1/

О бессознательном и причинах внезапных слёз

Недавно со мной произошёл любопытный случай. Я был в маленькой деревенской церкви высоко в Пиренейских горах. Раньше там были знаменитые фрески тысячелетней давности, но в конце прошлого века их сняли со стен и перевезли в музей, так что стены остались голые, и лишь в нескольких местах бледные, будто акварельные подтёки, пятна цвета и неясные силуэты людей и животных выдавали призрачное присутствие прошлого.

Внезапно тёмные стены ожили и наполнились ярким светом и красками. Под сводами высветились узоры из листьев и цветов, завились затейливые письмена, среди них зачернели смешные волки, замелькали птицы и забелели агнцы, на колоннах воспарили удивлённые лики святых, над алтарём выстроились в ряд апостолы и в центре воссиял простёрший в благословении руки Иисус. Это видение не было моей фантазией. На несколько минут фрески вернулись в церковь благодаря удивительно правдоподобной проекции. Я смотрел, как они появлялись из темноты и исчезали, рисовались и вновь стирались, обнажая сиротливую пустоту стен – и я вдруг осознал, что плачу, сам не зная, почему.

И дело совсем не в так называемом синдроме Стендаля: это не были слёзы от избытка красоты, хотя, безусловно, некоторое отношение к красоте они имели. Скорее мне тут вспоминается текст психоаналитика Мари-Элен Брус «Условия одной слезы» (Les conditions d'une larme), где она пишет о том, как она – человек, который не плачет даже от горя, – заплакала на спектакле Ромео Кастеллуччи от странного чувства, которое позже она связала с переживанием отсутствия смысла и с ощущением себя живой в присутствии разыгрываемой на сцене смерти.

Непонятные плачущему слёзы – интересный пример работы бессознательного. Если я плачу и не знаю, почему, это не значит, что у моих слёз нет причин. Это значит, что я их не осознаю – что их причины лежат в моём бессознательном, и сейчас я попробую эти причины проанализировать.

Прежде всего, чудесное появление и исчезновение фресок, чередование иллюзорного присутствия и реального отсутствия заставляет меня думать о потере. Проекция на стенах церкви была как призрак из прошлого, призрак чего-то давно утраченного. Что же это было? В чём моя утрата?

Я помню, что, глядя на трогательные в своей наивной простоте образы Христа, святых и животных, я на мгновение представил, что происходило в той церкви тысячу лет назад. Я представил безымянных создателей этих фресок и их смиренный кропотливый труд. Я представил, как жители деревни как одна семья собирались в церкви, прятались в её тёплых стенах от снега, ветра и холода; вместе молились, вместе радовались чуду Воскресения и Рождества, вместе крестили детей и провожали умерших. Я подумал про их маленький, хрупкий, но уютный и человечный мир, одухотворённый и наполненный религиозным и мифологическим смыслом.

И вот всего этого нет. Нет этих людей, нет фресок, нет больше ни Бога, ни смысла, ни того уютного мира. Только пустые, потемневшие, покрытые пылью и плесенью стены. И зима кругом и внутри.

Говорила ли во мне ностальгия по смыслу? Ощущение его потери, моей потерянности? Говорило ли во мне одиночество, желание принадлежности – семье, какой-то общности? Желание целостности? Плакал ли я о той вере в доброго Бога, которая поддерживала меня, когда я был подростком, и которую я давно потерял? Напомнили ли мне эти фрески другие, родные, виденные в детстве? Вспомнил ли я другие, столь тоскливые для меня зимы? Я думаю, что это было всё сразу – что всё это поднялось из глубины моего существа и вылилось в слёзы. Одновременно, как Мари-Элен Брус, я почувствовал себя живым – среди смерти, пустоты и забвения.

И сейчас, когда я пишу об этом опыте и пытаюсь придать ему смысл и сделать его понятным – не заполняю ли я открывшуюся передо мной в тот момент пустоту?

"Имя отца" Лакана и "Никита" Платонова

"Никита" - совершенно психоаналитический рассказ Андрея Платонова. Он мог бы быть идеальной иллюстрацией того, что Лакан называет "именем отца". Что такое имя отца? Грубо говоря, это функция (совсем не обязательно выполняемая отцом), которая структурирует, упорядочивает и "нормализует" мир ребёнка и ограничивает наслаждение (ещё один термин Лакана, который можно перевести как крайнее, непереносимое возбуждение, захваченность "удовольствием", в силу своей безмерности выливающимся в страдание). Имя отца - это логос, который приходит на смену хаосу и вводит в него символическое, а тем самым человеческое измерение. Важно также, что, по Лакану, имя отца - это способ структурирования реальности именно в неврозе: в психозе существуют свои, особые способы. 

Так вот, вернёмся к Никите. Это мальчик, живущий с матерью в деревне. Отец давно ушёл на войну и до сих пор не вернулся. Мать идёт работать в поле, и Никита остаётся дома один. Он выходит во двор и обнаруживает, что все предметы – живые. Пень, баня, соседский петух, бочка, колодец, даже сама земля, на которой мальчик стоит – всё не то, чем оно кажется, всё скрывает в себе либо духи умерших, либо каких-то других существ, которые преследуют Никиту своим угрожающим взглядом.

…незнакомые и злобные лица людей отовсюду неподвижно и зорко смотрели на Никиту. (…) …везде кто-то живёт и отовсюду глядят на него чужие глаза, а кто не видит его, тот хочет выйти к нему из-под земли, из норы, из чёрной застрехи сарая.

Даже в кольях забора Никите видятся лица:

Колья из плетня смотрели на Никиту, как лица многих неизвестных людей. И каждое лицо было незнакомое и не любило его: одно сердито ухмылялось, другое злобно думало что-то о Никите, а третий кол опирался иссохшими руками-ветвями о плетень и собирался вовсе вылезти из плетня, чтобы погнаться за Никитой.

Можно было бы сказать, что этот пугающий, враждебный мир, отовсюду смотрящий на героя рассказа, - это мир психоза, паранойи, где субъект чувствует себя объектом плохого Другого, его преследует чужой взгляд (тут вспоминается пациентка Лакана, которая постоянно ощущала на себе чужой взгляд – сохранился её известный рисунок дерева с глазами и с надписью “Io sono sempre vista”, что по-итальянски означает «на меня всегда смотрят»).

Характерно тоже, что Никита просит помощи у солнца, в котором он видит своего умершего дедушку – то есть он ищет заступничества со стороны отцовской фигуры. Что же происходит, когда внезапно с войны возвращается настоящий отец мальчика? Давайте посмотрим:

Во дворе все молчали; видно, всем стало боязно отца-солдата, и под землей было тихо, никто не корябался оттуда наружу, на свет. (…) Никита так же, как вчера, смотрел в лицо каждому существу во дворе, но ныне он ни в одном не увидел тайного человека; ни в ком не было ни глаз, ни носа, ни рта, ни злой жизни. Колья в плетнях были иссохшими толстыми палками, слепыми и мертвыми, а дедушкина баня была сопревшим домиком, уходящим от старости лет в землю.

Как «слово убивает вещь», присутствие отца «убило» весь тот избыток пугающего бытия, что для Никиты скрывался за видимой реальностью материнского мира. Вместе с этим «убило» оно и избыток наслаждения (ужаса) в самом Никите: он перестаёт быть объектом чужих взглядов, и каждый предмет отныне занимает отведённое ему место в новом, упорядоченном отцом мироустройстве, где Никите – подобно отцу и вместе с отцом – предлагается работать (то есть быть субъектом). Так рассказ Платонова в одночасье переносит нас из психотического хаоса в простой невротический мир обыкновенных людей.

Заметим тоже, что происходит это не без потери: «Никита даже пожалел сейчас дедушкину баню, что она умирает и больше ее не будет». Что потеряно? Потеряно наслаждение, которое раньше было разлито во всём без меры и порядка. Если бы у рассказа было продолжение – возможно мы стали бы свидетелями того, как Никита – как всякий невротический субъект – искал бы это потерянное наслаждение в бесконечной цепи объектов желания, приходящих на смену друг другу и никогда в полной мере не дающих того, что, казалось, они обещали.